В повседневной практике «теория двух культур» на рубеже XX-XXI веков лишилась своей основы — идеологического отождествления классового с народным и постоянных партийно-государственных действий в поддержку этого тезиса.
Опыт 1990-х годов в России показал, что народная культура не продуцирует без внешнего воздействия праздники классового и сословного противостояния, но скорее, напротив, в самостоятельных действиях ищет вернуться в повседневности к восстановлению утраченного — церквей и усадеб.
Теме изучения и сохранения русской усадьбы, истории храмостроительства посвящен ряд статей сборника.
Для представления о национальной культуре как о всеобъемлющей, в том числе функциональной, целостности, дворянская усадьба даёт материал наиболее убедительный. История возвращения усадьбы к своей прямой и сугубо конкретной и важной функции смыслообразующего центра народной культуры сопоставима с историей птицы Феникс.[6]
Культивируемое десятилетиями знание, что классовый антагонизм превыше всего, дворянское и народное несовместимы — часть классовой теории устройства мира, за неправду которой уплачена сверхдорогая цена. Мир устроен как-то иначе — сложнее и интереснее — и дворянская усадьба как прообраз этого богатого красками жизни и жизненной полнотой мира манила и притягивала к себе вопреки всему и всегда.
Статья Т.П. Каждап «Русская усадьба конца XIX — начала XX вв.» вводит в мир русской жизни, где забота о главном впереди угла. Для резко богатеющих купцов, для набирающей силу общественного влияния интеллигенции — новой интеллектуальной элиты России тех лет — этим главным является тот же, однажды созданный и не подвергаемый никакому сомнению в качестве культурного образца вид и образ усадьбы. И у кого больше сил, тот и в большей мере оказывается способным приблизиться к созданию этого образа, имеющего, по приводимым автором справедливым словам Г.Ю. Стернина, «значение некоторого универсального символа российской жизни», притом «глубоко укоренённого в истории».
Итак, дворянская усадьба — это не только определённым, как правило, наилучшим, образом устроенное пространство — это строго соблюдаемая структура власти. Лимфатический узел национальной культуры. Из всех, создаваемых веками самовоспроизводящихся элементов культуры, этот — наиболее удачный. По-прежнему самовоспроизводящийся. О чём жизненный подвиг безвременно ушедшей Людмилы Васильевны Ивановой свидетельствует. Что неутомимый труд исследователей — учёных и краеведов — подтверждает.
Своим знанием и мастерством на пороге XXI века гуманитарная элита России умело возрождает к жизни дух русской усадьбы. Распускаясь подобно цветку на страницах достойных книг, русская усадьба, тем самым, и в этом, благохранимом своём облике, в очередной раз демонстрирует свою коренную принадлежность народной культуре, определяемую по субстанциальному для народной культуры признаку — выживаемости. Тонкий знаток, носитель знания о рафинированной составляющей национальной культуры, есть столь же полноценный представитель народной культуры, как и рукотворящий мастер, делающий её образцы («вещи»), входящие в её сознаваемое и неосознаваемое, коллективно и индивидуально переживаемое естество.
Молва и добрая весть — верное дело народной культуры, которая знает как словом — которое «не воробей», которое «не вырубишь топором» — за себя постоять. То, что будет сказано знатоками о русской усадьбе, что уже сказано/написано о ней на рубеже XX-XXI веков, будет не менее значимо для её дальнейшей судьбы, чем пресловутый «большой кошелёк», которым-де, по бытующему мнению, всё только решается. Народная культура абсолютно моральна, поскольку никогда не путает бесцепное с имеющим цену. Принадлежность персонажа народной культуре — что в искусстве, что в реальной жизни, едино — определяется вовсе не по классовому, имущественному или ещё какому-то признаку, но по способности любого социального признака персонажа служишь тому, что для народной культуры бесценно и что народной культурой почитается за бесценное.
Что относительно обсуждаемого предмета и подтвердилось. Народ в повседневном своём языке сохранил дивное это слово «усадьба», адресуя его, кто к собственным в десяток соток дачным владениям, кто к далёким и весьма далёким своим обликом от исходного образа конторам колхозов и совхозов, которые в советское время так и именовались — «центральными усадьбами», кто, естественно, — к сохраняемым внешним обликом усадьбам-музеям.
В новом столетии — на его пороге в это хочется верить — не оставит Россия без завязи дивный цвет русской усадьбы.
Материал книги может быть прочтён под углом его служения этой идее.
Понятие «народная культура» есть широкий диапазон (веер) сосуществующих смыслов и значений, где по одну сторону находится не склонная к изменениям, большой внутренней силы и стабильности традиционная культура, обладающая как явление конкретикой видов и форм, требующих тщательного охранения условий их бытования, по другую — постоянно видоизменяемая, максимально подвижная и в совершенстве приспосабливаемая к меняющимся условиям — и по этой причине устойчивая — народная художественная культура.
Понятие «народная культура» есть одновременно и обобщение — ёмкий образ того, что более всего для жизни народа нужно, что не укладывается в «простые шкалы» (типа классового деления). Русская усадьба составляет живой и конкретный пример такого образа.
«Народная художественная культура» есть новое понятие, введённое в обращение на рубеже 1980-х — 1990-х годов, чтобы на этапе наступающих в общем жизнеустройстве энергичных изменений выразить и подтвердить устойчивый и неизменный интерес общественности к тому, что связывается с понятиями народа, народной культуры, народного творчества, народности — понятие, мгновенно нашедшее в научной, учебной и административной практике отклик и употребление, соответственно и широкий диапазон толкований.
Представляется продуктивным и с этим понятием связывать максимально строгие требования жизненности народной культуры.
Страницы: