Иными словами, автор увязывает рождение наций не с какими-то одними, специально выделенными, например, материальными, потребностями люде«й, но со всем строем реальной жизни, где рядом с наглой силой присутствуют и честность, и свобода волеизъявления по рассуждению, где Языку отводится место как одному из оснований человеческого мира и Поэзия и Песня предстают как его исконные природохранилища, где сама Всеобщая История есть продолжение космических процессов, с каковыми она, благодаря знанию жизни неба Астрономией и связанной с исчислением времени по звездам Хронологии, соотносит свое, историческое время.
Работа Вико впервые появилась в 1725 г. — у врат эпохи Просвещения. «„Новая наука“ неизмеримо выше популярных исторических представлений XVIII в. По глубине научного анализа ей уступают даже гениальные произведения Вольтера, Руссо, Фергюссона, Ленге», — писал о Вико М. А. Лившиц (1994, с. XI).
«Поэзия была создана необходимостью как язык первых народов… Поэзия зарождается как невозможное, принимаемое на веру… Поэзия как первая история… История поэтических форм (поэма, трагедия, комедия и т. д.)… Философы и поэты взаимно исключают друг друга. Поэзия как первая метафизика… Невозможно стать поэтом путем изучения поэтики» (Вико, 1994, с. 591), — так представлены опорные точки размышлений Вико о поэзии в «Указателе имен и предметов», выполненном издателями его книги, глубоко погрузившимися в атмосферу мировидения мыслителя.
Вместе с тем, нечто существенное и в этом, очень внимательном, прочтении Вико отсутствует. Что может быть косвенным подтверждением того, сколь не просто представить то, что характеризует его взгляд на Поэзию.
Конкретно, оставлено в стороне то, что Вико поместил близко к финалу своей книги, но с чего, возможно, стоит начать, говоря о его концепции поэзии: «Королларий: Древнеримское Право было серьезной Поэмой, а Древняя Юриспруденция была суровой Поэзией, в глубинах которой обнаруживаются первые и грубые начатки Метафизики Законов; и как у Греков из Законов возникла Философия…» (ук. соч., с. 617). Иными словами, по Вико, Поэзия находится не отдельно и даже не под каким-либо углом, но в прямой взаимозависимости с Законами.
В этой связи представляется уместным вспомнить сказанное однажды Константином Леонтьевым: «Где много поэзии, непременно должно быть много меры», — вполне понимая, что это не тот аргумент, который защитит от сарказма саму возможность рассмотрения российских реалий и юриспруденции под углом гармонического сочетания одного с другим, и это может выглядеть как насмешка над реальностью, тем паче, что здесь, ведь, и речь-то идет о теперь уже далеких
Первое связано с тем, чего не минует ни одна национальная менталь-ность и что было предусмотрительно отмечено Вико — состоянием детства. «Никаким другим путем не могло идти Детство Мира, так как дети (это было установлено в Аксиомах) прекрасно умеют подражать истине, если они способны понять ее; в такой способности состоит Поэзия, ибо Поэзия — не что иное, как подражание» (Вико, 1994, с. 430). И второе: «Из всего этого получается следующее заключение: с Афинской площади выходили все, отмеченные нами Основания Метафизики, Логики и Морали» (ук. соч., с. 434).
Тем самым черты «Площади Маяковского»
