Формульное мышление есть наиболее долговременный и успешный проект человечества, обеспечивший его — человечества — возникновение, а затем и самоосуществление.
В начале формульного мышления — два связанных древесных ствола, давших опору на воде; кремень и трут, позволяющие добывать огонь; согласные звуки, позволяющие в одном и том же месте прерывать гласные, а с тем и рождать простые слова и слоги (блоки для слов многосложных).
Иными словами, формульное мышление складывалось как материальное творение внешнего и внутреннего инструментария, находящегося в проекте (еще только возможного в будущем) человечества. Внешним свойством этого инструментария было то, что каждому можно осязать, созерцать, слышать, обонять, внутренним — только то, что было абсолютно индивидуально — рука, зрение, слух, обоняние, гортань каждой особи.
Головной мозг стал продуктом и особо важной частью этого внешне-внутреннего инструментария. Наиболее распространенное заблуждение — считать, что возможно отрывать хотя бы на время (в научных моделях) головной мозг от возникшего и существующего миллионы лет прежде него мозга спинного и всей связанной с ним мышечно-двигательной деятельности человеческого организма. Только благодаря неразрывности этой связи, изначально и навсегда помещенной в каждой отдельно взятой голове, человеческий мозг оказывался вместилищем общего знания, только благодаря такой связи он видоизменялся в ходе индивидуальной и групповой практики и процесса накопления индивидуально-коллективного знания. Многое надо было запоминать. Общегрупповым достоянием становилась и постоянно создаваемая система запоминания общего опыта коллективной жизни — культура.
Первые формулы — хранилища формульного знания — не принадлежали только мыслительной деятельности, они были процессуальны. Невозможно было бы никаким другим образом транслировать в будущее опыт одного поколения, кроме как выработкой общей формулы «предмет — умение», существующей всегда в виде самых разных конкретных предметно-мыслительных формул (изготовления инструментов — орудий или оружия, возжигания огня и т.д.).
Но факта наличия знания у одних еще недостаточно для перманентного осуществления передачи их другим. Для выстраивания такого социального процесса должна быть воля передающего знание и заинтересованность воспринимающего его, а это уже требует того, что не может рассматриваться только как инструментарий и что выходит за пределы возможностей головного мозга, что требует иных объяснений. Эти объяснения изначально и навсегда связаны с религиозным сознанием, исходящим из неустранимой и неоспоримой данности Высокого — Смысла, Предназначения, Долженствования, Служения, Призвания и родственных им сфер.
Формула Бого-Творения Мира известна всем мировым культурам, и она реализуется в их жизни вследствие систематического прохождения носителями традиций значимых для них хранилищ формульного знания, их оживления, включения в культуру и с тем питания ее от них, но и подпиткой их самих новыми импульсами энергии для дальнейшего самосохранения. (Таковы, например, календарные праздники в традиционных культурах.)
Науке во всей совокупности ее знания так и не удалось доказать, что появление «человека разумного» (как и возникновение самой жизни) стало следствием какого-то случайного, удачного для человечества совпадения ряда факторов в хаосе других, равнозначных, а не явилось результатом целеполагания и явленной воли — актом Божьего Творения — как о том свидетельствует опыт самых разных и далеко друг от друга отстоящих культур.
Тем не менее естественная наука, возможно, памятуя о запретах, которые ей в свое время ставило так или иначе конфессионально институализированное религиозное сознание, все еще склоняется к атеизму как своей сущностной (научной) позиции, между тем как накопление именно естественно-научного знания дает все больше оснований для восхищения грандиозностью Замысла, реализуемого в Гармонии Мира. Такое восхищение, близкое религиозному сознанию, можно отнести и к лирике (то есть к необязательному признанию наукой), каковая, однако, все больше захватывает сознание прагматичных ученых-естественников.
Но есть и другая сторона дела, к каковой неизбежно обращает сама постановка вопроса о формульном мышлении как проекте человечества. Она связана с тем, что постоянно расширяющая свои возможности наука ни в ходе своего эволюционного развития, ни в результате выдающихся революционных открытий так и не смогла оставить позади запреты религиозного сознания. Напротив, чем дальше, тем более очевидно, что интерес человечества оказывается все более тесно связан с такого рода запретами. Это касается и опасности атомного оружия, и зависимости климата на планете от промышленной деятельности человека, и возрастающей мощи техногенных катастроф, и грозящего непредсказуемыми последствиями опыта клонирования человека, равно как и создания биокиберов. Сможет ли человечество само «провести черту по лицу бездны», в каковую оно вовлекается, и остановиться на ее краю?
Экология, движение «зеленых», даже масштабные соглашения типа «Киотского протокола» — нужные, но слишком слабые движения, не способные сами по себе создать необходимую силу торможения.
Формульное мышление, удачно осваиваемое естественной наукой, должно найти противодействие в формульном же мышлении, осваиваемом наукой о культуре. Теоретизирование же на тему формульного мышления в науке о культуре может иметь место и находить свое оправдание лишь на материале конкретного опыта как такового. Требуются эксперименты…
Страницы: